— Армия, — виновато сказал юноша, успокаивающе поглаживая всхлипывающую женщину по плечу.
— Понимаю.
— Сейчас, Валечка, я огурчиков, помидорчиков из погреба достану… — Мария Николаевна оторвалась от Валентина и поспешила в дом.
Пока она там хлопотала, оперативно собирая на стол, стажер огляделся. Да, это было не то, о чем мечтал когда-то Пашка. Он хотел иметь дом, вокруг которого разбит цветущий сад, несколько плодовых деревьев для разнообразия и кустики смородины, крыжовника, малины… короче, то, что само растет и не требует особого ухода. Место для отдыха и жизни плюс дары природы в виде свежих витаминов, за которыми достаточно просто выйти в сад. Ничего этого не было и в помине. Грядки, грядки, грядки… Старики явно выживали за счет натурального хозяйства.
— Ну и чего мы стоим? Пошли, пошли. — Владислав Васильевич увлек Валентина за собой в дом. — Вот сюда, на кухню. Там у нас уютней. На отделку внутри, знаешь, деньжат не хватает, а вот кухню мы обиходили.
Просторная кухня была единственным жилым помещением в этом здании. Гостиная первого этажа была превращена в склад мебели, вывезенной из прежней квартиры Пашки, а вот на кухне все было по уму. Судя по стоящей у стены кровати, здесь старики и жили. Владислав Васильевич усадил Валентина за стол, на котором уже стояла бутылка перцовки, тарелка с солеными огурчиками и помидорами. Мария Николаевна на плите разогревала картошку.
— У вас здесь и газ есть? — удивился Валентин.
— Теперь тут все есть, — поморщился Владислав Васильевич, — мы, когда здесь строиться начинали, первыми на этих участках были. Уж больно Пашке это место понравилось. Нас уговорил. Давай, говорит, кредит возьмем, землю купим, она тогда тут копейки стоила. Все богатеи в рамодановской Рублевке осесть старались. За двадцать тысяч взяли. Тысяча за сотку. Это Пашка с первой же зарплаты без нашего ведома участок на себя оформил, а уж потом наседать на нас стал. Ну а как нас уломал, взяли кредит. Три миллиона. Под залог квартиры и поручительство его одноклассников.
Старик горько вздохнул, откупорил бутылку. Валентин свою рюмку поспешил накрыть ладонью.
— Дядя Влад, я за рулем. Но клянусь, доберусь до дома — обязательно помяну Пашу.
— Это ты правильно, молоток! Ну а я, пожалуй, выпью. Вот увидел тебя и… разбередил ты мою душу!
Старик наполнил рюмку, одним махом опрокинул ее содержимое в рот и захрустел огурчиком. Мария Николаевна покосилась на мужа, неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала.
— Дядя Влад, а почему вас отсюда выгоняют? — осторожно спросил Валентин. — Я так понял, чтобы погасить кредит, вы квартиру продали.
— Продали, — горько усмехнулся старик. — Без нас продали. Мы ведь, как с Пашей беда случилась, сразу к Валюте Одинцовой и Женьке обратились. Они у Паши поручителями были. Еще на поминках, на сорок дней, помнится. Давай, говорим, мы свою пенсию на вас переводить будем, а сами пока землей проживем, на работу какую устроимся и постепенно все вам отдадим. Ух, как они тогда рассердились. Наотрез отказались.
— Хорошие у Пашеньки были друзья… — Мария Николаевна смахнула со щеки слезу, сняла с огня поджаренную на сале шипящую картошку и начала переваливать ее со сковороды в тарелки.
У Валентина потекли слюнки, и он пожалел, что сегодня за рулем. Под такой ароматный закус не грех было бы и рюмочку пропустить. Тем более что Владислав Васильевич уже наполнил свою и оперативно ее оприходовал, пока не вмешалась жена.
— Ты закусывай, закусывай, — посоветовал он Валентину, стремительно пьянея.
— Обязательно, — вздохнул стажер и навалился на картошку. — Ну а дальше что было? — прошамкал он.
— А дальше плохо было, — печально сказала Мария Николаевна, отнимая у мужа бутылку, из которой он уже пытался налить себе еще. — Женя на себя выплату кредита взял, да выплатить не успел. Убили его. В машину бомбу подложили. А Валечка Одинцова еще раньше, до него умерла. Прямо на собственной свадьбе — вот судьба-то, — пригорюнилась старушка. — А потом к нам пришли из банка. Предъявили постановление суда и выселили нас из квартиры. Вот теперь здесь живем. Без прописки, как бомжи. Пытались перевести кредит на себя, но… — старушка безнадежно махнула рукой.
— Ты представляешь, Валентин, я куда только не ходил. — На скулах Владислава Васильевича заиграли желваки. — Все бесполезно. Глухая стена. На нас, бездомных пенсионеров, кредит не переводят: штампа в паспорте о прописке нет, да и пенсия маловата, чтобы долг… как это… реко… рекон… переконструировать, что ли… тьфу! Язык свернешь! Послабление, короче, чтобы сделать. А сегодня вот пришли эти. Сказали, что готовы нас облагодетельствовать. Подписывайтесь вот здесь, здесь и здесь, все долги прощены, и нам за это еще заплатят. Сто тысяч рублей. Да здесь сейчас одна земля в десять раз дороже стоит! И куда мы потом с этой сотней? Без квартиры, без прописки, без… а? — Владислав Семенович безнадежно махнул рукой. — Одна дорога — на помойку бомжевать. Слышь, мать, накапай мне еще чуток. Когда еще пошиковать придется.
— Подождите, дядя Влад, — тормознул его Валентин. — А вы к отцу Женьки не обращались?
— Да за кого ты меня принимаешь, — обиделся старик. — Его сын и так из-за нас пострадал, почитай, около миллиона за этот кредит выплатить успел, а мы теперь и его отца напрягать будем.
— А вы хоть знаете, кто его отец? — осторожно спросил Валентин.
— Нет, Женя нам никогда не говорил, — сказала Мария Николаевна.
— Понятно… а сам Женя где работал, знаете?